Тюрьмы и дети.

По совету собираюсь написать в Центр содействия реформе уголовного правосудия.

Они занимаются издательскими проектами, связанными с детьми.

Почитала про них немножко. Жесть, конечно.

В Центре бережно хранят папки с сотнями интервью, взятыми у освободившихся подростков. Когда читаешь эти откровенные рассказы о несчастливом детстве, вырисовывается одна и та же картина: жила — была девочка вместе с мамой, папой или отчимом. Мама с папой (отчимом ) пили. Девочка убежала из дома. Родителей лишили родительских прав. Девочку отдали в детский дом.

Или другая история: маму посадили. Девочки и братьев забрали в приют. Отец всю жизнь сидел,. Вышел из тюрьмы, хотел украсть провода, полез на столб, его убило током. Жили с братьями в приюте. Два старших брата совершили преступления, теперь оба сидят. Средний брат убил родную тетю. Из детдома (приюта) девочка сбежала. Хотелось свободы. Оказалась на улице.

История преступлений

«Хочется покушать. Охота красиво одеться, денег нет, а где взять? Надо пойти и своровать. Идешь снова воровать, хотя знаешь, что этого делать нельзя, все равно идешь и воруешь и не думаешь, что потом будет…» (Даша Е.)

— За что тебя посадили?

-111 статья. «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью» — отвечает Оля Е. — Мне тогда было 16 лет. Застала моего парня с девкой. Голову ей пробила. Я этого парня сильно любила. Мама мне запрещала с ним встречаться, говорила: «Разругаетесь вы, а он побежит к другой. Вот и будешь всех этих девок бить. Так из тюрьмы никогда не выйдешь». По этому делу мне дали год. Реальный срок, потому что до того у меня была уже условная судимость. Когда мне было 14 лет, мы с Наташкой, пошли к другой соседке, выбили дверь, компьютер унесли. Наташку, пока я сидела, ее брат убил».

-У меня тоже был условный срок, — вступает Маша Г. — Она из города Кувандык Оренбургской области. Говорит спокойным, невозмутимым голосом.

Окает: «Мы с подругой выпили. У нас магнитофон сломался, а нам хотелось потанцевать. Пошли мы к пацану, а его дома не оказалось. Вышибли дверь, взяли магнитофон и отнесли к подруге. Потом как-то пацан пришел к подруге домой и увидел этот магнитофон. Его жена заявила в милицию .А подруга на меня потянула, что я тоже в краже участвовала. Магнитофон этот старый — двухкассетный. Он всего 1500 рублей стоит. И мы его пацану сразу вернули. На суде ущерб записали — 4тясячи рублей. Дали мне два года условно. Надо было в милиции отмечаться. А я дома жить не могла. С отцом все время ругалась. Жила у друзей за 35 километров. Училась в девятом классе, но в школу не ходила. У друга был ларек, и я там торговала. Меня на суде спрашивали: «Будешь учиться»? Я честно сказала, что учиться не буду, и дома жить не стану. У меня отец один раз в месяц трезвым бывает, не работает, сидит на шее у моей матери. А она уборщицей работает».

«В нашей колонии были девочки, которые сидели за убийство, — рассказывает Маша Г.-. Самое страшное, это когда убивают родителей. Некоторые, например, убили мужика за то, что приставал сильно. Это я понимаю, я бы тоже так сделала. Но в моем отряде была девочка, которая мать свою убила. Утром поругались, она ее и порешила. Девочке дали 7 лет».

Довольно много таких детей в России. 62 колонии, кажется.

В Америке каждый 4-ый черных проходит через такие учреждения.

Интересно, что в Берлине довольно много модных магазинов, где белые немецкие мальчики и девочки могут за немереные суммы купить себе хип-хоп одежду.

Белокурые бюргеры имитируют гарлемских подростков, которые имитируют своих пап и старших братьев, сидящих за решеткой.

В России, впрочем, тоже можно прибарахлиться подобным товаром.

Так что предполагать, что «нормальный» мир отгорожен непроницаемой стеной от «юдоли скорби» не стоит.