Математика и школа.

Ноэл скачал лекции по математике этого дяденьки (аж 20 серий) и пытается нас с Беней приучить их смотреть.

Мне очень сложно. То есть, дяденька начинает с отрицательных чисел, а потом, размахивая руками, с горящими глазами, переходит к каким-то квадратным уравнениям и прочим штукам, в которых я ничего не понимаю.

Что в этом понимает Беня, я не знаю.

На мой скромный вопрос: не сложно ли маленькому мальчику слушать такое?

Ноэл весело отвечает: Если будет сложно, то я ему объясню. Не важно, кстати, поймет он или нет. Главное, что это все очень красиво и интересно. Главное, почувствовать вкус к математике.

Любопытно, что математикой с Беней занимаюсь я. При чем, если честно, занимаюсь я с ним из страха, что он совсем ничего не учит в своей свободной школе.

Математике же, вроде как, учиться положено?

Кроме того, меня впечатляют Бенины успехи: он почти мгновенно соображает что к чему. В результате нерегулярных 15 минутных занятий «то тут, то там», мы уже проходим учебник Петерсон за 3 класс.

Кажется, что если бы Беня согласился заниматься хотя бы по часу в день, то ему можно было бы за год объяснить всю 8 летнюю программу.

Ноэл, однако, к нашим успехам относиться скептически. Особенно его раздражает то, что я уговариваю Беню заниматься. Сам Беня ни за что не попросит «почитать учебник по математике». Говорит, что не понимает на фиг ему умножать трехзначные числа, если все его расчеты на flee market при покупке игрушек укладываются в размер 2-3 евро.

Я вот подумала, что никогда специально не учила Беню рисовать. Хотя мы постоянно смотрим с ним разные картинки. Он болтается у меня в студии, смотрит, что я делаю. Еще в мою обязанность входит везде таскать с собой многочисленные альбомчики, тетрадки, листочки и рисовальные принадлежности. Беня быстро и с энтузиазмом заполняет их «Уровнями» (рисунки к будущим компьютерным играм, которые он «скоро запрограммирует»), «Страшные истории» и другие проекты. Я с удовлетворением наблюдаю за его успехами. Прежде всего, он ничего не боится. Он глубоко уверен, что может изобразить все, что угодно или, по крайней мере, все, что ему самому требуется для его проектов. Если у Бени возникают какие-то затруднения («а как бы мне нарисовать сжатый кулак?»), то он их самостоятельно преодолевает.

Ни разу не слышала: «Я не могу закончить этот рисунок, так как не знаю, как сделать то или это». (в занятиях математикой, то постоянный рефрен).

Беня активно использует чужой опыт и интегрирует его в свои работы.

Последнее качество особенно ценно, ведь каждый художник — прежде всего коллекционер и ценитель.

Но, почему-то мне никогда не приходило в голову Беню «учить рисованию». Его как бы нечему учить…

С ним можно делать совместные проекты, но рисует и лепит он не хуже меня или кого-то другого. А если ему нужна конкретная помощь, он вполне способен сам попросить.

Ноэл точно также относится к математике. Он рассказывает, как ребенком, ему нравилось «думать о цифрах». Честно говоря, не могу даже представить, как такое бывает.

Для меня математика (школьная, а другой я не знаю) — это набор инструкций, которые нужно научиться исполнять. Это может быть любопытно, если ты способен их легко усваивать.

Узнавание паттерен (например, решение длинных уравнений с множеством неизвестных) — приятное и медитативное занятие.

Но, как можно свободно следовать своим собственным интересам внутри математики, для меня так и осталось загадкой.

Наверное, мне стоит прекратить наши занятия математикой. Представляю как бы я злилась, если бы Ноэл вдруг принялся учить 7 летнего Беню, рисовать карандашом натюрморты с гипсовыми фигурами и радовался бы его успехам в освоении

академического рисунка.

Ибо занятие это не только бессмысленное, но и прямо вредное.