После перестройки почти всё население бывшего СССР занялось торговлей. Все, что несколько поколений советских людей считали криминальными или, как минимум, неприличными занятиями – перепродажа и спекуляция – в годы перестройки стало основным делом миллионов. Бесконечные вереницы челноков перемещались между границами, таща в полосатых пластиковых мешках дешевую парфюмерию, нижнее белье и другой нехитрый товар первого спроса. Казалось, что никто больше не работает, все только перепродают друг другу пластиковые китайские товары.
Между тем, в Америке происходили те же процессы: усиленными темпами закрывались производственные предприятия, разорялись семейные фермы, массово вылетали из бизнеса «магазины мам и пап». Американцы перемещались на работу в так называемую сферу услуг, но в отличие от русских народных масс они перемещались туда под полным контролем Транснациональных корпораций (ТНК). Владельцы мастерских, ферм и семейных магазинов становились сотрудниками Wal Mart, Home Depot и Target Corp. Владельцы национальных ресторанчиков, закусочных и кафе переходили на службу в McDonald’s и KFC.
Первое, что меня поразило во время путешествия по провинциальной Америке в конце 90-х – это внешний вид американцев, сотрудников сетевых магазинов и ресторанов. Обычно это – больные на вид толстые люди с плохими зубами. Для них никаких социальных пакетов – медицинской страховки, оплаченных отпусков и прочего – не предусмотрено, а их зарплаты колеблются в пределах установленного государством минимума.
…
Европейская утопия
Когда мы впервые приехали в Берлин, для нас самое разительное отличие этого города от Нью-Йорка состояло вот в чём: в магазинах вас обслуживали нормальные люди, ничем не отличающиеся от сотрудников банков или работников рекламных офисов. Они не выглядели ни больными, ни затравленными.
В моём почтовом отделении в Берлине посылки принимает почтовый клерк: высокий человек лет сорока, с обручальным кольцом. Значит, он женат, возможно, у него есть дети. Сотрудник почты выглядит приветливым и выспавшимся, у него, простите, целы передние зубы, он разговаривает по-английски и вообще производит впечатление нормального счастливого человека. Тоже самое можно сказать о продавцах в супермакетах, медсестрах в госпиталях и даже об уборщиках мусора. Берлин, кстати, единственная европейская столица, вокруг которой нет ни одного слама (slum – района трущоб) или гетто.
Бедные и иммигрантские районы Берлина, может быть, не такие чистые и приветливые, как зажиточные буржуазные кварталы, но они не идут ни в какое сравнение с по-настоящему опасными и безысходными улицами ВосточногоСент-Луиса. Европейский средний класс изо всех сил сопротивляется переменам и пока еще живет под защитой социального государства.
…
Маленький человек
ХХ век был временем индустриализации и фордисткой экономики с её неизбежным спутником – государством всеобщего благосостояния. В 1980-х годах началась новая постфордисткая эпоха. Автоматизированной промышленности больше не нужны конвейерные рабочие. Проще и дешевле заменить их автоматами.
Одновременно идея массового производства для массового потребителя, которая двигала фордисткую экономику, завершается у нас на глазах. Происходит невиданное сосредоточение богатства в руках немногих и последовательный демонтаж социального государства. В таком мире места для невинного буржуя не предусмотрено.
…
У меня есть подруга, покойный муж которой, был очень богатым человеком, совладельцем крупнейшего российского предприятия.
Как-то мы разговаривали о детях, ее дочка чуть старше Бени, и подруга говорит: «Я вот рассчитываю, что она после школы поступит в институт на отделение дефектологии. Будет работать с больными детьми. Думаю, что эта профессия ее всегда сможет прокормить».
Получается, что моя подруга, входящая в исчезающее малое количество людей, которые не должны волноваться за свое финансовое будущее, видит безопасность будущего своего ребенка, как представителя среднего класса.
Мне кажется, что это страшная наивность. Вся статистика по всему миру свидетельствует о том, что средний класс, каким он был в 20 веке, исчезает.