О пранке у Мавроматти. Отчетец.

Поговорили с Олегом и Денисом о пранке. 

Пранк в энциклопедиях обычно определяют как телефонное хулиганство. Почти все этим занимались в детстве. Я лично, в какой-то момент (лет в 7 примерно) с увлечением обзванивала незнакомых взрослых и пыталась их склонить к каким-нибудь действиям (типа, "закройте форточку, по радио передают о повышенном содержании отравляющих веществ в атмосфере" и прочие глупости). 

Лучшим отечественным пранком участники разговора признали курехинский Ленин-гриб

Если вдруг кто не видел — посмотрите!!

Он сочетал в себе идеальные свойства пранк-искусства: 

1) подмену реальностей (телезомби свято верили, что все, что происходит из телевизора — это "по-настоящему" и "серьезно". Алла Пугачева говорила, что она тогда тоже поверила, что Ленин — гриб)
2) явный очевидный конфликт реальностей: "настоящее должно столкнуться с выдумкой так сильно, чтобы они поменялись местами". 

3) возможность катарсического разрешения — фальшивая реальность (в данном случае — реальность телеящика) разрушается на глазах изумленного зрителя и он остается лицом к лицу с реальностью подлинной: Ленин — не гриб! Телевизор — не источник истины. 

Пранк, конечно, бывает тупой, занудный и бессмысленный. Именно таким пранком завалены интернет-помойки: какие мудаки звонят и оскорбляют незнакомцев, уныло пристают или отвратительно бранятся. 

Главное отличие удачного пранка от бессмысленного — внятное сообщение. Мы обсудили и группу Война. Я высказала мнение, что "мент в поповской рясе" — это тоже пранк и вполне состоятельный, но Олег Мавроматти не согласился. 

Подумав, я с ним согласилась: "Мент в поповской рясе" не пранк. У Войны в данном случае, не было желание просветить аудиторию или магазинных служащих. Их единственная цель была, как и во всех последующих акциях, демонстрация власти. Они апроприируют властный дискурс и зеркально его повторяют. "Мы — теперь начальники", типа. 

Идеальные пранкеры — это The Yes Man. Они этим занимаются сознательно, оттачивают свое умение, выстраивают ловушки для медия и добивают очень конкретных результатов. 

Как всегда у Олега, он начал вспоминать Москву 90-тых. Мавроматти есть что рассказать и, в этом смысле, удачно, что он в изгнании. Потому что он способен достаточно свободно рассуждать о том, кто есть кто и вспоминать прошлое, так как не связан никаких деловыми обязательствами и ему не нужно выглядеть nice.

Олег рассказывал о московских концептуалистах. О том, как они контролировали московскую сцену современного искусства, высокомерно и жестко, не пытаясь установить никакого диалога на равных с молодыми художниками. 

Рассказывал о том, как он пробовал делать выставки,провоцирующие с ними диалог. Ни фига не вышло, конечно.

У меня осталось такое же ощущение от посещение Москвы в 1994 и от общения со звездами московского искусства на их заграничных выставках. Это были люди, которые настрадались в советские времена, выжили и победили. Они чувствовали себя королями. Хотели признания заслуг, подчинения и раболепия. 

Ни о каком диалоге на равных речи ни когда не шло. Мафиозная совершенно тусовка. 

Размышляя о пранке, мы подумали, что единственно возможный диалог тогда между молодыми художниками  и московскими концептуалистами мог бы  состояться в виде пранка.

В целом, пришли к выводу, что пранк — это мощный и очень действенный инструмент воздействия на закрытую реальность, которая по разными причинам не способна к диалогу. Это искусство нужно развивать, пестовать и использовать.