О слабости анархизма

Статья на автономе о слабости анархизма и о том, как его … усилить:

(у меня автоном не открывается, поэтому я попросила Сашу Назарова скопировать мне статью и делюсь здесь) .

Если бы движения «Оккупай» не было – власти следовало бы его придумать. Ведь если уж протест неизбежен, то пусть это будут не толпы погромщиков или же боевые ячейки, а нестройная толпа пацифистов, вооруженных твиттером и фейсбуком. С нетрадиционным протестом полиции гораздо легче справиться, чем с традиционным: дубинки и слезоточивый газ по-прежнему эффективнее социальных сетей.
И пусть себе оккупаевцы тешат себя мыслью, что они зарождают новую культуру протеста, создают системы горизонтальных связей, выстраивают автономные зоны. Серьезным людям это нисколько не мешает делать бизнес и считать деньги, посмеиваясь над безобидными придурками. А как только возникнет помеха, старый добрый полицейский разгонит весь этот сброд без особых проблем: пусть дома в твиттере возмущаются.
Вопрос о том, почему анархисты есть только в сытой Европе и полусытых странах периферии, вроде России или Турции на самом деле часто приводит к неправильному выводу – мол, с идеей что-то не так. Конечно, актуальность анархизма следует подлатать напильником, но он уж точно актуальнее какого-нибудь пещерного фундаментализма. Тем не менее, от очереди в фундаменталисты отбою нет, а вот в анархисты угнетенные народы востока (как и других частей света) не очень торопятся.
И дело здесь, в первую очередь, в тактике.

10:53am
Alexander Nazarov
Как известно, после поражения Испанской революции, анархизм фактически умер до 60-х гг. К тому времени, разочарование в традиционных левых партиях и движениях, которые сплошь и рядом оказывались ренегатами и соглашателями, привело к объяснению этого процесса самой структурой организаций партийного типа. Казалось достаточно отказаться от привычных партий, профсоюзов и, шире, сильных структурированных организаций – и наступит счастье. Горизонтальные и низовые структуры быстро возьмут контроль над революционным процессом в свои руки, а процесс обюрокрачивания таким структурам совершенно не страшен.
Основным аргументом в пользу этого аргумента стал плохо понятый опыт партизанских движений в странах третьего мира. Казалось, что если мобильные партизанские группы могут противостоять численно и качественно превосходящему противнику – то вот он секрет успеха. Даже если оставить за кадром вопрос о том, насколько можно перенимать опыт реальных боевых действий для движений, не ставящих себе задачу открытого вооруженного противостояния власти, то все-таки нужно заметить, что успешный опыт действительно автономных ячеек – большая редкость, даже нонсенс.
Тактику децентрализованного сопротивления не использовали ни Махно, ни испанские анархисты. И те и другие имели вполне оформленные армейские структуры, а испанцы еще и мощное политическое крыло, вполне «традиционного» типа.
Впрочем «новых левых» впечатляли не только они. Так, восхищение вьетнамскими партизанами привело к тому, что городские партизаны вроде РАФ нередко мыслили себя буквально филиалом Вьетконга в Европе. Однако Вьетконг ни в коем случае не был сетью автономных ячеек, более того, после провала наступления Тет, партизанские структуры, и так выстроенные по армейским принципам, начали комплектоваться на 80% из кадровых военных армии Северного Вьетнама. Кстати, тут мы еще видим и важность надежного тыла для успешных боевых действий.
Латиноамериканская герилья точно так же если и служит примером, то совершенно обратным. «Движение 26 июля» и выросшая из него армия кубинских повстанцев были уж точно не горизонтальными структурами. Их опыт интересен тем, что, не имея тыла, кубинцы сами создали его в горах Сьерра-Маэстры и лишь после этого начали вести активные действия. Попытка аналогичных действий без тыловой поддержки закончилась гибелью Че Гевары в Боливии.
Вряд ли может служить позитивным примером Будапештское восстание 1956 года, походя раздавленное Советской армией или опыт афганских моджахедов, тех еще либертариев: вывод СА из Афганистана заслуга не столько их действий, сколько изменившейся внутриполитической ситуации в СССР. Так что успешным опытом партизаны могут хвастаться в двух случаях – четкая и единая структура и надежный тыл. Ни то, ни другое в арсенал идей «горизонтального сопротивления» не входит. Вы спросите «казалось бы, причем здесь война»? А революция это война. Если революционер не собирается воевать, то он не революционер. Так что говоря принципах действия революционеров мы неизбежно устремлены к войне.
Тем не менее, успешный опыт «горизонтальных сетей» очевиден – на примере той же арабской весны. Однако, кто всегда выигрывал от успешных стихийных действий масс? Кто сейчас у власти в Египте, неужели свободомыслящие пользователи Твиттера? Очевидно, что ликвидация правящего режима – это потолок для самоорганизованной массы. После того как она сделает свое дело, власть и контроль над обществом берут специально созданные для этого структуры – традиционные организации с исполкомом и ответственными лицами. Это нам показывает практически весь исторический опыт стихийных восстаний – они могут лишь ликвидировать существующие социальные и политические институты, но вот построить им альтернативу – нет, такого не бывает. Это возможно только в безвоздушном пространстве, в котором, помимо восставших масс нет никаких политических сил. Но реальность такова, что контроль над обществом в условиях хаоса берут те, кто готов его взять – будь, то большевики, братья-мусульмане или даже анархисты.
Давайте посмотрим правде в глаза. Стихийное творчество масс хорошо лишь в первые дни революции, массы не могут быть проводниками неких особенных интересов, потому что массы не едины внутренне. Горизонтальные сети сопротивления рушатся под первыми серьезными ударами структурированных групп, а тот фетиш, который из них делают современные анархисты не основан вообще ни на чем, кроме теоретических допущений. Все достижения анархизма за его историю – это достижения анархистских организаций, анархистских профсоюзов и анархистских армий. Переход анархизма к сетевой тактике — это эпоха упадка, субкультуры и стагнации. Когда мы снова сможем побеждать, когда мы снова станем в силах навязывать свою альтернативу (и да, как бы это не отпугивало, быть авангардом), тогда анархизм выплеснется за пределы маргинальных тусовок, сквотов и центров капиталистической эксплуатации.
Анархизм станет оружием угнетенного большинства во всем мире, когда угнетенное большинство увидит в нем оружие, а не странную игрушку в руках странных людей, игрушку ломкую и ненадежную Сделать его оружием – в наших силах. Достаточно начать с отказа от наносных догм последних пятидесяти лет. Сильная организация с мощной инфраструктурой («тылом») – вот что всегда приводило анархистов к успеху. Успехи нужно закреплять, а не отказываться от них в угоду наркотическим бредням французских студентов середины прошлого века, которые давно уже забили на всякий анархизм и сделали карьеру в Европарламенте.

Мои комментарии:

А что собственно авторы текста понимают под «успехом»? Они оценивают успехи и неудачи анархистов, задавая вопрос «удалось ли им захватить власть в обществе и победить капиталистов (а так же всех остальных плохих людей)».

Разве анархисты ставили себе такие цели? Более того: остались ли бы они анархистами, если бы ( даже с самыми лучшими намерениями) заняли бы посты «плохих капиталистов»?

Я поставила вопрос по-другому: «На сколько анархистам удалось перестроить общественное сознание»

С одной стороны, придется согласиться с тем, что окружающий мир жесток, полон невеждами и катится в тартары.

Однако, давайте признаем и те радикальные изменения, которые произошли с 60-тых:

Появились и продолжают развиваться новые способы производства — opensource.

Появились и продолжают развиваться новые типы лицензий (а это и есть главная собственность): GNU и http://creativecommons.org/

Появились и быстро растут новые концепции образования — Свободные школы 

Появились технологии масштабированного принятия политических решений (Живая Демократия), которые включают идеи консенсуса, всеобщей вовлеченности, механизмов контроля за «властью». Все это было не так давно технически не возможно.

Появился способ офф-лайн производства вещей, не требующий существования фашистких фабрик.

Надеюсь, что скоро появится такое же индивидуализированное открытое производство еды.

Активно развивается система p2p пациентов или «медицина участия»

Этот список, вероятно можно продолжить.

Главное событие современности — конец индустриальной эпохи и порожденных ей производственных и социальных отношений. То, что предлагают критики анархизма — это использовать репрессивные отношения для того, чтобы справедливее устроиться в рамках индустриального общества.

Анархисты, на мой взгляд, предлагают гораздо более радикальные и фундаментальные меры общественного переустройства.