Дуня Смирнова о молодости.
Все, что я делала в то время, было проявлением юношеского тщеславия, во мне существовало громадное желание прославиться. Поэтому тот человек, о котором вы говорите, вспоминается как чужой. Какие-то поступки своей молодости я понять не могу. Не могу даже восстановить для себя логику — ну зачем я все это делала? Сегодня мне кажется, что молодость — это вообще такое время, когда человеку непременно хочется заявить о себе миру, а заявлять-то, по сути, нечего… Поэтому людей, которые говорят «ах, хорошо бы вернуться в молодость», я не понимаю. Потому что для меня молодость — какая-то несчастная пора существования…
Ага, совершенно с ней согласна. Глупое было время. В позднесоветские годы погода была пасмурная, окружение мутное, реальность казалось миражом. Главным словечком стало: «как бы».
При всем при этом, висел тяжелый груз обязательств — заявить, доказать, проявить. То ли изъяны персонального строения организма, то ли недочеты воспитания. Отрадно, что ты не один был таким мудаком.
На этом, правда, совпадения наших представлений о жизни с Дуней заканчиваются.
«— Сегодня в обществе происходит откат от всех завоеваний 90-х. Почему вы не сняли фильм, который бы, простите, «дал по морде» этому откату?
— А почему же вы думаете, что я не попыталась это сделать? Я сняла кино в стилистике 70-х годов. И считаю, что сейчас время очень похожее на 70-е — сочетание относительного материального благополучия и некоторой депрессивной апатии думающей части нашего общества. Если вы заметили, именно в такие периоды искусство уходит в сторону глубоко частной жизни человека. И истории, подобные той, о которой я сняла фильм, пишутся именно в такие времена. В такие времена возникают пьесы вроде «Утиной охоты» и картины вроде «Осеннего марафона»… У меня в фильме нет мотива ироничного самоубийства, как в «Утиной охоте», но, как в «Осеннем марафоне», есть ощущение жизненного тупика. Кстати, когда известный питерский историк кино Люба Аркус прочла сценарий, она сказала, что такие истории пишет о себе каждое поколение и это плохой признак, говорящий о том, что «застойные» эпохи имеют тенденцию возвращаться. И в такие моменты люди бегут из общественно-социальной пустоты в частную жизнь. Этот уход и есть признак общественной депрессии. Вот таков наш ответ Чемберлену. Но поймите правильно — мой фильм не агитка, и я совершенно не собиралась снимать картину, главная цель которой — социально-политический протест. Это все как-то подспудно присутствует… Я же делала то, что мне интересно, а мне интересно смотреть кино про живых людей, мне интересны обыкновенные истории!»
Дуня, как и большинство представителей uppermiddleclass российской интеллигенции, в упор не видят, что путинский режим является точнейшей реализацией их же представлений о справедливости и мироустройстве.
Меланхолия по поводу отсутствия драйва и полного отсутствия общественного пространства протекает в уютных семейных гнездышках и полной иллюзии материально-идеологической независимости. В отличии от советских 70-тых, когда буквально в затылок дышал страх кровавых репрессий, а экономическая независимость (любая) становилась билетом в лагеря.