В продолжение разговоров Правые-Левые я напишу о том, что я понимаю под словом «социализм».
«Правые» считают:
«Красные» стремятся к восстановлению советского тоталитаризма.
Недавно мы с Даной посмотрели визуальное воплощение всечеловеческих страхов: кино категории В под названием Equilibrium.
Там какие-то страшные люди в черном, щеголяя в фашистких прикидах, под страхом расправы скармливали
народонаселению психотропные средства, а также запрещали читать книжки, рассматривать классическую живопись и даже трогать старинные предметы.
Поэтому основное отличие борцов с режимом от остальных жителей состояло в обладании старинной мебелью, духами и пыльными абажурами.
Начальник Антиутопии, понятное дело, не отказывал себе в радости владения старинными предметами.
Все жители, кроме окончательно обдолбанных колесами зомби, были страстными фетишистами, но Начальство заставляло их подавлять свои желания, наложив монополию на запретное.
Победил, естественно, человек с самими большими кулаками.
В жизни все сложнее, чем во второсортном кино. И об этом нужно всегда помнить.
Однако, есть и сходства.
Мы все боимся и ненавидим насилие. Только для «правых» — это насилие коллектива (или насилие «во имя коллективных ценностей»), а для «левых» — это насилие правых диктатур (или «капитал против человеческого»).
Я себя отношу к левым, потому что сегодня капитал мне кажется более опасным, чем коллектив. Капитал и стал новой реинкарнацией коллектива: анонимный, бессознательный, бесчеловечный, готовый пренебречь как интересами общества, так и любой индивидуальной жизнью.
С другой стороны, более-менее приближенное воплощение социализма для меня — это послевоенная Западная Европа, прежде всего Скандинавские страны, а никак не СССР.
Бадью в своей лекции на конференции о Коммунизме, употребил термин «аппаратчик», вошедший в интернациональный социологический жаргон.
Главной ценностью СССР был не человек, а сама милитаристкая машина и, представляющий ее интересы, аппаратчик, который эволюционировал из профессионального революционера в обслуживающий персонал выстроенной им структуры власти.
Когда Хайек критикует социализм, он доказывает невозможность построения системы централизованного производства и перераспределения. Это все равно, что доказывать, что если Микрософт поставить управлять производством всего софта в мире, а заодно и производством продуктов питания, детских подгузников и организацией отпусков всех жителей земли, то выйдет не очень удачно.
Я соглашусь.
Хайек, правда, немедленно предлагает заменить государственное регулирование рынком, который «всех рассудит».
Однако, хорошо известно, что Запад, никогда не отменял государственное регулирование на своей территории. В основном, Запад ухитрялся уговорить отменить регулирование разных терпил в лице развивающихся стран.
Для них и был обустроен настоящий капитализм. Особенно для России, которая под обещания «вы немного потерпите дорогая, вам скоро станет гораздо лучше», за 20 лет превратилась из индустриальной страны с высоким уровнем образования, в отсталый сырьевой придаток с православно-углеводородным дискурсом.
Обсуждая концепции распределения и мотивацию участников, правые и левые не достаточно ясно обсуждают организацию самой системы производства.
Ни при капитализме, ни при советском социализме не существовало демократичной, управляемой работниками системы производства.
Любые попытки создания такой системы (к которой можно отнести, например, «антисоветскую» польскую Солидарность) жесточайшим образом подавлялись.
На Западе, кстати, существовали и до сих пор существуют другие, не централизованные формы производства: от кибуцев, до кооперативов. В Италии, Португалии, Испании мы видели большие предприятия, организованные на правах коллективной собственности и управления. В СССР рабочее и профсоюзное движение было формальностью, а вся без исключения собственность была отчуждена в пользу государства.
Современные Транснациональные корпорации — это анонимные структуры, которые отчуждены не только от своих работников, но и от своих владельцев. Они иерархичны, антидемократичны и, по сути, являются вещью в себе, не подчинясь ни интересам владельцев, ни клиентов, ни сотрудников, а только абстрактной «прибыли любой ценой».
В какой-то момент ТНК стали «слишком большими,чтобы банкротиться» и теперь, каждый раз, когда они уходят в минус, общественность под страхом всеобщего хаоса, заставляют выдавать им астрономические государственные субсидии.
Сегодня уже много написано о технологической революции в средствах производства и распределения.
Более менее понятно, что Завод , как и любые жестко иерархичные структуры являются такими же древними реакционными, какими когда-то оказались
феодальные отношения.
Поэтому я считаю, что не бывает ни чистого социализма, ни чистого капитализма.
Есть капитал, есть капиталисты, но внутри капиталистической реальности существует многообразие способов производства и распределения.
Есть также социально ориентированные государства. Таковыми можно назвать страны, на территории которых
политические свободы граждан максимально защищены, а их экономические права гарантированы. Последнее особенно важно, потому что голодный, бездомный, больной или не имеющий доступа к информации человек не является свободным политическим субъектом.
И с голодухи он согласится на что угодно: работать на Бритиш Петролиум, который заливают нефтью мировой океан или посетить за пару бутылок пива политическую демонстрацию в поддержку Едра.
Поэтому главный вопрос — о способах организации производства и о месте человека по отношению к государству, а не о том, как в старинной терминологии обозначить тот или иной политический режим.
Этот пост был о политике возможного, а отдельно хотелось бы поговорить о коммунизме.
Бадью сравнил его с теоремой, которая ждет своего доказательства.