Первые два школьных дня прошли весело: покупали учебники, пеналы и линейки. Складывали все это в портфель, подписывали имя и знакомились с новыми детьми.
Дети в школе прекрасные и разные: турецкие, русские, израильские, английские.
Прошлогоднюю свободную частную школу населяли в основном дети из немецкого среднего класса.
Казалось, что все они принадлежат к одной дружной немецкой семье.
Новости из школы были разнообразные: физкультурник по имени гер Кошмарик (это не прозвище, а немецкая фамилия), походы в бассейн, смешная выставка искусства в школьных коридорах, замечательная площадка перед школой.
Мы шутя вспоминали, как Дана ходила в школу в Северной Каролине. Их там заставляли по утрам петь гимн, приложив руку к сердцу
«pledge allegiance to my Flag and (to*) the Republic for which it stands, one nation, indivisible, with liberty and..»
Она почему-то решила, что on which it stands (на чем он стоит), относится к древку, а публика в классе, каждый день коллективно преклоняется перед флагом и в особенности деревянной палкой. Окружение провинциальной американской школы было настолько поразительно, что она этому странному утреннему занятию нисколько не удивилась.
В Бениной школе по утрам дети говорят учителю «Дорогая фрау..! С добрым утром!», а она им в ответ говорит «С добрым утром!» Учителей называют по фамилии, а детей по именам. Подчеркивается, что «нельзя ставить на одну доску детей и взрослых».
На третий день Беня два раза позвонил мне из школы по мобильному и попытался слинять с урока английского языка, на котором они разучивали фразы: «Здравствуйте, меня зовут..» . Просил забрать его домой.
Я в первый же день договорилась с директором, что Беню, как native speaker не будут принуждать посещать английский, но, пока не было решено, куда его в это время отправить.
Бенина учительница — угрюмая усталая женщина, отнеслась с его попыткам не ходить на английский, крайне враждебно
и когда я пришла забирать Беню домой, мне сообщили, что мой сын — это проблема.
Во-первых, потому что он не остается на продленку, а она переживает, что он не сможет нормально адаптироваться в коллективе. Во-вторых, потому, что он не знает буквы. Про коллектив я пропустила мимо ушей, но твердо заметила, что Беня умеет читать с разной скоростью на трех языках и уж буквы то точно знает.
«Нет, нет, — возбудилась учительница, — «Он не смог сегодня написать свое имя. Пришлось просить его одноклассника, чтобы он ему написал образец».
Беня стоял рядом со мной и тоскливо озирался.
«Какое унижение.- подумала я. — Он ведь только знакомится с классом. Вот теперь записали его в идиоты. Буквы в третьем классе не знает.»
Училка притащила папку, в которой лежал листочек для прописей, на верхней строчке было написано карандашиком Benjamin и внизу еще раз с переправленной n на m.
«Хорошо, — говорю,- «он не умеет писать прописными буквами. Быстро, по крайней мере, не умеет. Но, ведь есть же разница между тем, чтобы не уметь писать и не уметь писать прописными буквами и, уж тем более, не знать буквы?»
«Он спутал «m» и «n» — не унималась она. — «Видите, тут вначале было написано, а потом переправлено. Я отправила его на специальные занятия для детей, которым требуется помощь. «
Ой, думаю, как же нужно было напугать Беню, чтобы он начал путать буквы!
Вот приходит в школу веселый развитый ребенок, который в 7 лет ночи на пролет читает толстые книжки, решает задачки для 5 класса по математике, а и его пускают в обработку: начинают убеждать, что он недоразвит, не знает элементарных вещей. Наверное, это и называется «ставить на место».
Я попросила Беню на доске написать свое имя и имя его родителей. Он написал.
Тетя подскочила к доске и с торжеством указала, что буквы не ровные.
Нет, не то что совсем кривые, но не идеально ровные!
Учительница эта 7 лет жила в Израиле. Говорит на английском, иврите и немецком.
Собственно я и решила, что Бене лучше будет в нормальной школе, так как хоть в свободной с уважением и по-доброму относятся к детям, но зато в нормальной школе их чему-то еще и учат. В свободной из 7 учителей только двое знали английский, а тут тетенька на трех языках разговаривает.
Вот после того, как 50 летняя женщина в присутствии 7 летнего ребенка, долго искала возможности уличить его в невежестве, я и поняла, что взаимное уважение, пожалуй, важнее, чем любые знания.
Учительница, кстати, поначалу решила, что она меня сейчас убедит, что у ребенка проблемы, а я с ней соглашусь, и ужасно удивилась, когда я категорически отказалась с ней «сотрудничать», в деле исправления Бениных недостатков.
«Даже если предположить, что неровные буквы — это проблема, сам тон обсуждения этих проблем в присутствии ребенка, мне кажется возмутительным,» — нахально заявила я.
Я предположила, что в израильской школе такое поведение учителя было бы не возможно, а в Нью-Йоркской школе, прописи вообще не проходят. У всех детей есть компьютеры.
«Так что, — подытожила я, -«мы попробуем перейти в другой класс, а если не получится, то уйдем из школы».
Тут неожиданно, учительница сменила гнев на милость и стала меня убеждать, что все образуется и мы не правильно друг друга поняли. Нужно только дать нам немного времени.
Я не поняла что, но что-то ее напугала. Может у них какая-то бюрократическая отчетность от нашего ухода пострадает.
Короче, не понятно, что делать. Завтра он еще сходит в школу, а там посмотрим.
Самое забавное, что все лето я делала книжку-прописи для детей. Беня действительно не очень хотел учиться писать прописными буквами, в чем его активно поддерживал Ноэл, объяснявший, что это никому теперь нафиг не нужно.
Для меня же идея прописей связана с некой ностальгией. В прописях присутствует как садизм школьных дрессировок, так и
интимные воспоминания об отношениях с моими многочисленными записными книжками.
Сделала за лето 2 книжки «Прописных монстров» на русском и на английском. Сейчас еще на немецкий переведу и выложу все он-лайн.
Может быть кому-нибудь, у кого есть страдающие от нежелания учиться писать прописными буквами дети, они пригодятся.