Russian
Первый вопрос к участникам панели «Пиратского просвещения» был очень правильный: «Зачем нам все эти полупроверенные истории, нам нужна правда.» Если я правильно поняла вопрос, он был связан с тем, что мы живем в момент когда нужно прямо сейчас бороться за справедливость, а не тратить время на развлекательные литературные жанры и спекуляции. Лучший ответ на этот вопрос — экранизация Dangerous Liaisons (1988).
На самом деле, это кино не о сексе, не о крове и даже не о Французской революции, а о литературе, то есть о человеческой возможности рассказывать друг другу истории. Главные герои фильма борются не только за власть, но и за свою личную свободу в душном, несправедливом французском обществе 18 века. Им кажется, что интригуя, соблазняя, сражаясь, влюбляясь и расставаясь друг с другом они управляют своей собственной жизнью, и даже жизнью других членов общества, но если присмотреться, то делают они это с помощью писем.
Именно письма, которые герои постоянно пишут и получают друг от друга, являются тайным механизмом, который приводит в движение сложную машинерию социальных отношений, контролируя как отдельные интриги, так и общий код поведения всего общества. Первая интрига Vicomte de Valmont (John Malkovich) связана с попыткой выкупить переписку своей будущей возлюбленной. Нам кажется что человеческим обществом управляет страсть, соблазнение и секс, но Valmont презрительно отказывается от сексуальных предложения прекрасной служанки, ему нужны письма и только они. В постели он тоже в основном пишет кому-то письма вместе со своими возлюбленными. Окровавленная пачка писем Marquise de Merteuil (Glenn Close) к Valmont (John Malkovich) станет для нее в общественным приговором и социальным самоубийством, не менее страшным, чем смерть Valmont и его возлюбленной. Их погубил не секс, не нарушение приличий, а определенным образом рассказанная история их отношений друг с другом.
Почти все сцены в фильме сняты как театральные и камерные. Зритель может рассмотреть героев вблизи, чтобы понять механизм, который управляет этим странным миром. Христианская мораль с ее супружеской верностью и вечной любовью выглядит не менее циничной и жестокой, чем главные герои Glenn Close и John Malkovich. По ходу фильма становится понятно, что они скорее выступают освободителями, перепрограммирующими общество и частично освобождая участников игры. Cécile de Volanges (Uma Thurman) по началу кажется жертвой, пережившей обман и насилие Vicomte de Valmont, но если вспомнить, что девушке вскоре предстоит выйти замуж за нелюбимого и пожилого мужа, то обстоятельства при которых Cécile теряет невинность выглядят иначе.
Похоже, что любое общество и французское 18 века, показанное в фильме Dangerous Liaisons, и Мадагаскарское общества, времен Золотого века пиратов, описанное Давидом в его книге «Пиратского просвещение» и наше современное — действует как единый организм, управляемый историями, а не «правдой.» Меняются только способы производства и распространения историй. Когда-то это были светские сплетни и слухи, рожденные в частной переписке, потом газеты, сейчас это социальная медия, которую корпоративные начальники обещают защитить от того, что они считают «не_правдой». То как и зачем написаны истории, действительно определяет судьбу нашего общества. Мне кажется, что во многом именно об этом эта, да и почти все остальные книги Давида.
English
The first question for Pirate Enlightenment panelists was great: «Why do we need all these half-baked stories? We need the truth.» The questioner more or less said: we need to fight for justice right now, not waste time on entertaining literary tales and speculation. For me, the best answer to this is the screen adaptation of Dangerous Liaisons (1988).
This film may seem to be about sex, blood, and perhaps about the French Revolution, but Dangerous Liaisons is really about literature and the human capacity to tell stories to one another. The film’s protagonists struggle not only for power, but also for their personal freedom in the stuffy, unjust French society of the eighteenth century. They seem to think that by scheming, seducing, fighting, falling in love, and breaking up with each other, they can control their own lives, and even the lives of others, but if you look closely, they do so only by writing to one another lots and lots of letters.
It is through these letters that the characters constantly produce a secret mechanism that sets in motion the complex machinery of social relations, which controls both individual intrigues and the general behavioral code of society as a whole. The Vicomte de Valmont’s (John Malkovich) first affair involves an attempt to buy back the correspondence of his future lover. In bed with his lovers, he is too mostly busy writing letters. Throughout the film, the writing, sending, and printing of letters is a major visual theme. The Marquise de Merteuil’s (Glenn Close) bloodstained stack of letters to Valmont (John Malkovich) will be her public verdict and social suicide, no less horrific than the deaths of Valmont and his lover. It was neither sex that killed them nor a violation of social rules, but the stories they told to each other about their relationships, fixed in letters, told and distributed in a specific way.
Almost all of the scenes in the film are shot as theatrically intimate scenes. The viewer can examine the characters closely to understand the mechanism that drives this strange world. Christian morality, with its fidelity to marriage and eternal love, looks no less cynical and cruel than the beliefs of the Vicomte de Valmont (John Malkovich) and the Marquise de Merteuil’s (Glenn Close) in individual freedom and the right to control the destinies of their fellow human beings. As the film unfolds, it becomes clear that they act more as liberators, reprogramming society and partially freeing the participants of the game. Cécile de Volanges (Uma Thurman) at first appears to be a victim of Valmont’s deception and violence, but when one recalls that the girl is soon to marry an unloved and elderly husband. After that, the circumstances in which Cécile loses her innocence look very different. How society decides what is good and what is bad, what is allowed and what is forbidden, what should be punished and what one should be proud of is shown through the exchange of secret letters between the characters of the film, which becomes public in the final scene where Marquise de Merteuil is cast out of society.
It seems that any society––whether it is eighteenth-century France, as shown in Dangerous Liaisons, or Madagascar society during the Golden Age of Pirates, as described by David in Pirate Enlightenment, or our modern one––operates as a single organism governed by stories, rather than «the truth.»Only the ways Stories are produced and disseminated are changing. One might say that storytelling, through gossip and rumor, private correspondence, and participation in social media or literary salons, is always a living and collective endeavor. Whereas «truth» is always the domain of power. In Dangerous Liaison, that «truth», preserved by authorities is Christian morality, presented in the form of violent weddings, patriarchy, blatant social injustice and inequality. Today we are protected from «none-truth» by various moral committees of commercial corporations, running our social media or censorship committees established by the authoritarian regimes of most nation-states. There are two main points in all of this: 1) storytelling shapes our society. 2) Stories are not created by authorities but by free collectives, like the Madagascar Pirates or Assange and Wikileaks. I think that’s what this and almost all of David’s other books are about.
