Дополнение к моему тексту о Невинных буржуях.
via llsnk
«Нищие — это люди без работы. А бедные — это люди работающие. Например, учитель получает 200 латов. При этом он весь день работает, у него высшее образование — но он бедный. 200 латов хватит ему, чтобы заплатить за квартиру и скромно питаться. Для него, конечно, и речи не идет об отпуске, одежде и так далее. Или полицейский: он тоже может получать от 200 до 300 латов, если только не перерабатывает, не берет полторы ставки. То же самое с врачами, медсестрами. У нас был вообще вопиющий случай. Начальник дорожной полиции крупного города Лиепая каждый год в отпуск ездил в Данию на пушную ферму, чтобы подработать на неквалифицированной работе — сдирал шкуры с пушных зверей. Все люди стараются подработать: учитель — репетитором, полицейский — сторожем», — эмоционально рассказывает Юрий Соколовский, политик из латвийской партии «ЗаПЧЕЛ» («За права человека в единой Латвии»).
«Это современное рабство» В центральном офисе латышского профсоюза работников науки и образования LIZDA на двери огромный плакат: тугой ремень, стягивающий группу людей. «Это символизирует удушающую политику экономии», — поясняет мне одна из сотрудниц. Бюджетники, в том числе учителя, — одни из главных кандидатов в бедное население Латвии. «Начиная с 2009 года в образовательном секторе произошло резкое сокращение расходов. Бюджеты образовательных учреждений были сокращены: на 40 процентов для школ, на 50 процентов для вузов и на 60 процентов для исследовательских центров. Я сама преподаю в вузе и получаю сегодня лишь треть от того, что получала два года назад, потому что сначала мне сократили зарплату, а потом уменьшили количество часов преподавания. Прежде всего сокращению подвергаются женщины, не имеющие профессорской должности», — говорит «Эксперту» один из лидеров LIZDA Ильзе Трапанциере.
Хуже всего, однако, приходится ученым — для них сокращение финансирования означает полный крах всех надежд сделать карьеру в исследовательской сфере. «Денег на исследования нет. Нет исследований — нет публикаций, нет цитирования, и мы становимся неконкурентоспособными на европейском рынке. Многие наши фармакологические и химические исследовательские центры вынуждены продавать свои услуги шведским компаниям. Такие исследователи востребованы, но все результаты забирают шведы, они публикуют их, получают патенты и даже не называют имен наших исследователей. А наши ученые не имеют права писать статьи об этом. Это современные рабы: им нельзя говорить, они могут только работать. Даже на европейских конференциях им запрещено об этом говорить. Один наш исследователь был на такой конференции, там он сидел рядом с нобелевским лауреатом, и тот спросил его: “А вы чем занимаетесь?” Но ему нельзя было говорить о своих исследованиях!» — возмущается г-жа Трапанциере.
Человек, появившийся на свет в небогатом районе шотландского Глазго, проживет в среднем 54 года. Родившийся же в более богатом районе Лензи-Норт в том же городе доживет до 82 лет
а вот еще о положении среднего класса в Англии:
"There is an ongoing hollowing-out of the middle ranks in the British job market – the managers, the administrators," he says. "What growth there has been [in this area] has been driven by the public sector over the last 10 years. With the government's spending cuts, you have to question the future of many of those managerial jobs." For many middle-class people who hang on to their jobs, he continues, prospects are not much brighter: "In the middle-class workplace, employees' autonomy and discretion have collapsed dramatically compared with 20 years ago. Software is standardising work. There are more procedures and guidelines, more surveillance. People at the top end are doing OK, but the rest feel that their working lives are getting worse."
Middle-class employment, you could say, is becoming more like that long endured by the working class. "To be middle class today," Gunn says, "is to be in an edgy position. The notion of being middle class does still carry an awful lot of freight. But there are divisions within that middle class, between the public and the private sector, between people already in the professions and people trying to get in. The payback for being middle class in Britain has always been security: networks of people that you know, investments. What we have now is a very fluid middle class. Few people in it expect to do the same thing all their lives. They are constantly striving. I don't know how many of us know that if terrible financial things went wrong in our lives, we'd be OK."
Если эти люди не смогут остановить неолиберальные реформы, то и им, и их детям придется туго.
Не случайно, итальянцы борются не на жизнь, а на смерть.
Плохо будет не только бывшему среднему классу. Конец среднего класса — это конец эпохи гуманизма. На смену идеям социального равенства и прогресса придут другие "объединяющие ценности".
Что-нибудь в духе ментовского православия в различных его вариациях: от протестанских фундаменталистов до мусульманской хунты.