Пресс-релиз выставки видеоарта КОЕ-ЧТО О ВЛАСТИ от Марины Колдобской,
Автор кратко описывает историю отношений российских художников и общественно-политической реальности:
В советское время, теперь уже легендарное, главным чувством была ненависть, весьма похожая на оскорбленную любовь. Что вполне понятно: советская интеллигенция — слой, воспитанный с амбициями управлять и от управления отстраненный.
В 90-х эйфория от возможности высказаться о прошлом сменилась необходимостью говорить о настоящем. Арт-сообщество будто решило вознаградить себя за годы молчания и иносказаний.
Художественный язык 90-х заимствован у парламента, улицы и базара: пародийные партии, демонстрации зверей, игрушечные баррикады, пропагандистские листовки и ритуальные драки, лучшая из которых (Бренера с Ельциным) закономерно не состоялась. Самые почетные титулы для самых популярных художников 90-х были — радикал, герой, революционер. Самые модные слова в рассуждениях критиков — апроприация, эксплуатация, постколониализм, культурный империализм Запада, языковой терроризм, дискурсивная репрессия и т.п.
Успешный галерист превращался в политтехнолога. Успешный художник получал заказ на участие в выборных кампаниях.
В середине 90-х в России произошла революция — не политическая, а технологическая. Граждане, в том числе и художники, получили в руки видеокамеру, компьютер, Интернет. Новые технологии создали новое искушение — превращения искусства в медиа. Вдобавок очень многие русские художники в эти годы получили опыт работы в прессе и на телевидении. Сочетание технологии и опыта, казалось бы, обеспечивают реальные возможности влияния.
Как логическое следствие, почти всерьез произносился лозунг «художник должен взять власть»
Этого не случилось, потому что не могло случиться никогда. Напротив, «нулевые» годы стали временем неоконсерватизма и деполитизации российского общества. Реклама вытеснила пропаганду, установился культ гламура. Глянцевые журналы, а не умные газеты определяют теперь стиль жизни. В обстановке идеологического вакуума, когда ни власть, ни общество еще не решили, чего же они хотят на самом деле, бороться не с кем и не за что (разве что за деньги). Для российского художника это довольно неуютное существование.
Однако разочарование в политике не избавило от привычки говорить о жизни и искусстве в понятиях власти — скорее, расширило круг вопросов. Сегодня в фокусе внимания не политика, а вещи житейские: власть старших над младшими, любимого над любящим, начальника над подчиненными — и наоборот. Власть медиальных образов, власть денег, власть потребительских соблазнов. Власть тела, власть привычек, власть памяти.
А некоторые вспомнили, что «кругом, возможно, Бог». С Ним, а не с кем другим, в конечном счете, вступает в диалог художник. Как и всякий другой.
вот так вот.
Некоторые вспомнили, что «кругом, возможно, Бога», а некоторым напомнили и еще напомнят, если они подзабыли… Такой вот финал деполитизации, гламуризации и разжижения мозгов.