Вчера в России объявили мобилизацию, а мы с друзьями провели вечер за просмотром самого лучшего советского фильма — «Мимино».

Разговаривавшим по-грузински актерам, на русском вторил закадровый мужской голос, в духе переводов в позднесоветских видео салонах, а все вместе сопровождалось английскими субтитрами. Мимино – это фильм о неизбежном торжестве справедливости в несправедливом мире, просто потому что справедливость – это прекрасная веселая птичка-невеличка, а несправедливость – это пошлая бессмысленная спекулянтка.

Этот фильм, по сути, мюзикл. В нем постоянно сталкиваются две музыкальные и визуальные темы: помпезный официоз столицы с ее оперой, архитектурой сталинского ампира и вульгарными квартирами московских куркулей и народная карнавальная культура, музыка советских аутсайдеров – жителей национальных окраин, которые постоянно напевают, танцуют, любуются бесконечной красоты природой, расшаривают бесконечное количество мемов социальной сатиры, которые потом будет десятилетиями повторять вся страна.

Советская реальность, разделенная на социальные классы, которые на первый взгляд не пересекаются, с их блатом, черным входом, кумовством, с их блестящей столичной жизнью, оснащенной поддельными люстрами из венецианского стекла и зубастыми оперными певцами, помпезными приемными начальников, охраняемых строгими секретаршами, показана насквозь прошитой подлинным человеческим родством.

При этом Мимино – это не фальшивая советская агитка на тему: “жить стало лучше, жить стало веселей,” — этот настоящий шедевр, создавший музыкальные и визуальные темы, связывающие воедино распадающуюся ткань советского общества: девушка в небольшой грузинской деревне неожиданно играет на пианино, а к Самому Главному Московскому Начальнику главный герой фильма получает доступ благодаря знакомству с мужичком, наряженным бомжом.

Иногда корупция, взятки и обмены любезностями показаны как род социального клея в гигантской и безличной машине государственного распределения, а иногда в стиле сатирического советского журнала «Фитиль», громившего антисоветские недостатки и их организаторов: жуликов и воров.

Интересно, что Навальный продолжает именно эту традицию критики власти. Он называл Путинскую группировку именно жуликами и ворами, в отличие от западных сми, которые описывали Путина не иначе как вампира.

Главные герои фильмы, почти как герои советского анекдота — армянский шофер и грузинский летчик, волею судьбы попавшие из своего захолустья в столицу, в поисках любви, дружбы и смысла – это аутсайдеры и неудачники. Помня о советском бытовом расизме, главные герои “хачи”, как их тогда называли, — это очень сильным и смелых ход. У них нет доступа к столичному шику, однако именно на них, держится все лучшее, что было в советской системе.

В какой-то момент фильм выплескивается на территорию “враждебного Запада,” который при ближайшем рассмотрении мало чем отличается от Москвы. Жители бродят по магазинам в поисках лучшей жизни, а Мимино, как и положено персонажу анекдота и настоящему советскому человеку, не интересуется дефицитными люстрами, зато отправляется на поиски зеленого надувного крокодильчика. Он хочет подарить его своему армянскому другу – Рубику, который искал зеленого надувного крокодила для сына по всей стране. Однако, советская промышленность выпускала только розовых, следуя необъясним представлениям о желаниях и нуждах советских граждан. Бедняга Рубик, закупившись розовым крокодилом, сидя в московской гостинице, горячо обсуждал с Мимино возможность перекрасить надувного розового крокодила в зеленый.

Благодаря ошибке берлинского телефонного оператора, перепутавшего Тель-Авив с грузинским Телави, Мимино звонит в Израиль, где трубку снимает другой, но такой же как и Мимино, потерянный грузин, со слезами умоляющий его спеть с ним грузинскую песню.

И они поют, как и положено в этом фильме – все настоящее: дружба, родство, сопереживание связано с народной культурой, а все излишнее и пустое с культурой высокой и официальной.

Советского в этом фильме прежде всего вера в том, что человек человеку брат, а не волк. Что национальные, государственные и сословные связи стоят на пути подлинно человеческого и живого и должны исчезнуть, как плохая музыка, как просто пошлость.

На правах веселого и счастливого божества их демонстрирует зрителям Мимино, летящий в облаках на своем маленьком вертолете, который перевозит кур и коз между горными селеньями.

По отношению к музыке и природе выстраиваются отношения со всеми персонажами фильма: если они ее чувствуют, то они живые и настоящие, а если нет, то мертвые и бессмысленные.

Главные герои: грузинский летчик Мимино и армянский шофер — Рубик Хачикян знакомятся, когда грузин заселяется в гостиницу в комнату к армянину. Про грузина и армянина — цитата из советского анекдота. Зрители сразу понимают, что сейчас будет смешно. Очень странно сегодня смотреть, как незнакомых людей селили вместе в статусных гостиницах Москвы с видом на Кремль в конце 70тых. По западным меркам вся наша советская классового-кастовая система была понарошку.

Мимино заселился по протеже оперного певца Синицина, проживающего в Москве с хваткой женой, притворившись по ее совету эндокринологом. При этом у честного наивного Мимино не вызывает никаких проблем незаконно позаимствовать социальный статус на время, с практической целью — поселиться в гостинице. Потому что, статус никогда до конца не воспринимался как справедливые и социально значимые ценности. В другой момент в фильме, когда он мог бы притвориться сыном боевого товарища начальника и извлечь выгоду, Мимино сразу же отказывается. Дружба, честь – это не обсуждаемые ценности.

Первое появление на экране товарища Рубика Хачикяна сопровождается великолепной арией, которую тот исполняет, плескаясь в душе. Высокая нота, однако, тут же превращается в комическую – певец появляетсяих душа голышем. Рубик оказался в шикарной гостинице случайно, вместо известного ученого, за которого его приняли, как однофамильца и как настоящего армянина. Когда в гостинице объявляется настоящий ученый, армянина шофера с позором выгоняют. «Настоящего ученого» играет Куравлев — специализирующийся в советских фильмах на ролях жуликов и воров, и как раз он то и есть «поддельный» армянин, а какой он ученый мы никогда не узнаем.

 Народная музыка, разлитая повсюду, резко отличается от дефицитной оперы и науки, которую обслуживают специальные люди, с допуском в кабинеты и рестораны.

С трудом достав билеты, Мимино и Рубик отправляются в Большой Театр, где зубастый оперный певец в исполнении Басова бессмысленно и гроздно орет во все горло со сцены.

Оперные впечатления недоумевающих героев (“Что это было? Ничего не понял?), идущих по вечерней москве и напевающий свои великолепные песни – бесплатные и всеми любимые, разошлись в СССР на цитаты.

Жанры опять поменялись: герои поют, любят и дружат по-настоящему, а дефицитный музыкальный номер в Большом Театре оказывается таким же пошлым и бессмысленным, как манекен, который напоминают московскую стюардессу — образ столичного успеха и предмет обожания для Мимино.

Фильм, как и положено музыкальной комедии положений, заканчивается двойным хеппи-эндом: сначала благодаря советской дружбе и чуду, Мимино,как и мечтал, становится летчиком заграничных авиарейсов, но потом, соскучившись по горам, он возвращается в родной Телави.
Потому что там покой и воля.

Советские люди одновременно проводили жизнь в очередях за поддельными люстрами и преданно любили Мимино и его песенку про Птичку-невеличку. Большинство относилось к государству так же как наши герои к опере (“мы не поняли, что это было?”), но не смогли защитить то лучшее что у них было от жуликов и воров, когда разваливался СССР. 

Вот мы и прощались с СССР.

Кажется, что остались только слезы.

С начала войны не смотрела фильмы. Но вот посмотрела сериал Разделение и всем советую.

Фильм напоминает комикс и поначалу показался мне пыльным и наивным.

Однако, я была не права! Начиная от постоянной отсылки к нашему дню: «дадут 15 суток и вышлют заграницу, а во-второй посадят на полгода», до ювелирно выстроенной композиции, состоящей из бессмысленных убийств.

Фильм начинается с убийства нацистами девушки главного героя, которая ничего не могла им рассказать, потому что ничего не знала.

Потом идет неловкое почти неприличное убийство нацистского палача. Оно могло бы стать казнью и возмездием, но превращается в рутинную медицинскую операцию — казненному даже не потрудились рассказать кто и за что его убивает.

Завершает фильм смерть главной героини, прообразом которой была Марлен Дитрих — любовница Ремарка во время его парижской иммиграции. Ее так же, как предыдущих героев случайно убивает рассерженный любовник, планировавший «только напугать».

Герои оказываются втянуты в череду случайностей, избежать которых они не способны.

Точно так же, как неспособны уехать в Москву Чеховские три сестры, просто потому что никакой «москвы» на самом деле не существует, герои «Триумфальной арки» заперты в бессмысленно и жестоком настоящем, повлиять на которое они не способны.

Прекрасна последняя сцена, где главный герой обещает раненной подруге скорое выздоровление, хотя оба знают, что она умирает, а затем добровольно сдается в немецкий концлагерь.

Самый любимый фильм моего детства — Сталкер. Я посмотрела его, кажется, когда мне было лет 12 и сразу же почувствовала себя членом некоего тайного сообщества посвященных. Долгие годы потом размышляла о том, какое желание я бы загадала, попав в заветную комнату.А сейчас я думаю, что это фильм о свободе, о счастье и о заботе. Там главный персонаж, вовсе не сам Сталкер, который ведь тоже не за своими желаниями ходит в зону, и а чтобы другим помочь, но главный герой фильма — его жена, которая весь фильм на него бранится, а в самом конце рассказывает, как она счастлива и не могла бы жить по другому.

У Братьев Стругацких, по мотивам романа которых снят фильм, есть еще один роман «Хищные вещи века». СССР 70тых был охвачен консьюмеризмом. Население сражалось с дефицитом и с друг другом за воздевленный дефицит.
Героя фильма как бы проходят через традиционные в русской сказке испытания, чтобы обнаружить, что квартиры-машины-сервизы им вообще-то не нужны и остаться наедине с тем, что Достоевский называл «проклятые вопросы» о природе человека.
Как говорил Камю в своем эссе «Миф о Сизифе. Эссе об абсурде»6
Фильм гораздо масштабнее научно-фантастической книжки Стругацких
Существует феминистская критика фильма, указывающая на то, что жена Сталкера полностью подчинена высокому делу своего юродивого мужа. Однако, стоит заметить, что и сам Сталкер подчинен выполнению желаний других.
Это добровольное подчинение как раз и открывает пространство свободы, расширяя границы человеческого через сострадание и любовь.
Очень христианский фильм в том смысле, в котором христианство понималось в позднем СССР.

Любопытно, что тогда — в детстве, фильмы Тарковского казались совсем другой не советской реальностью — иррациональной, сложной, пугающей, выламывающейся из советской повседневности. И только сейчас стало понятно насколько Андрей Арсеньевич до мозга и костей был советским со всеми его длиннотами и пустотами, со всем его искренним надрывом и поиском смысла, с его христианством и достоевщиной. Он был советским, а обкомовские работники как раз советскими не были, что и доказали через 20 лет, успешно приватизировав реальность Тарковского и, заодно, нашу с вами.

Дом где я выросла. Я прожила 2 года в домах напротив (хрущевках) в квартире бабушки и дедушки, а потом мы с родителями переехали в новую кооперативную квартиру, которую удалось «достать» благодаря статусу моего дедушки — главного инженера Ленконцерта. Он заведовал в Ленинграде строительством и ремонтом Музеев, концертных залов и прочих культурно-развлекательных учреждений. А в 24 года дедушка был начальником строительства знаменитого ДК Культуры им Кирова, в котором у далекие 90-тых был офис компании со звонким именем Интеракт. Такая картинка могла бы появиться в сообществе «в ебенях», а я на нее смотрю, и сердце кровью обливается. Хочу домой, в детство! Но детство закончилось. В родном Московском районе прошла уплотнительная застройка. Одноклассники разъехались по разным странам. Тосковать придется по рецепту товарища Набокова, который написал много книг о путешествиях в страну, которой больше нет и возможно никогда не было.

#germanreunification
Горбачев вывел советские войска из Восточной Германии в расчете на конец Холодной Войны и объединение двух миров: капиталистического и социалистического во что-то, что он, по-видимому, представлял как «скандинавскую модель» или «социализм с человеческим лицом».
Однако последовало не объединение Германий, а аншлюс: Западная Германия колонизировала восточную со всеми вытекающими последствиями.
Мало кто это на самом деле понимает. Даже образованные немцы причисляющие себя к радикальным левым говорят о том, что западная Германия «тащила на себе растерзанную экономику Восточной» или о том, что «Восточная Германия была полна нацистами», а либеральные немцы вообще считают восточных немцев какой то подпорченной версией западных: недоученные, недокормленные, грязненькие.
Следующие два года имеет смысл писать и думать о том, что официальные медиа будут называть #germanreunification . Этот момент был переломным в истории и для нашей страны, и для всего мира.

Говорят, что 2018 должен быть спокойным и домовитым, сытным и состоятельным. Не то, что петушиный 2017 год, когда все вокруг хорохорилось, обещало и обманывало, раскручивалось и обваливалось.
Ждем и надеемся!
Понятно, что в недалеком будущем нас ожидают сложные времена:
Скорее всего, мы окажемся в той или иной версии антиутопии.
Скорее всего, не только злые правители, социальные сети, но и все окружающие нас предметы: утюги, игрушки, стиральные машин и холодильники, будут за нами непрерывно следить, записывать и отсылать куда следует, все что мы делаем и даже, что мы еще не сделали, но могли бы.
Что уж там старые добрые доносчики? Фигня какая, в мире, где каждая стена, каждый стакан, каждый чайник — шпион и предатель.
(Я об этом сейчас делают книжку Частное/Общее и много прочитала…)
Скорее всего, нам придется пережить серьезный финансовый кризис, по сравнению с которым 2008, покажется детской забавой. Брест вудское соглашение подходит к концу, а это самая большая перемена со времен второй мировой войны. Вряд ли все пройдет незаметно.
Скорее всего, национальные государство как идея подходит к концу. И именно поэтому по всему миру накатывают волны националистических конвульсий.
Скорее всего…
Но это все случиться не в этом году, не в 2018…
Может быть в 2019 или 2020, а если повезет и в 2021!
А там, глядишь, или ишак сдохнет или султан помрёт!

Счастливого Нового 2018 года!
И пусть все неприятности произойдут, если уж их нельзя избежать, как можно позже.

‎Anna Krasnikova‎ to рыдактор
Дорогие коллеги, это временный пост, который будет висеть тут, на самом верху, пока мы не пропишем более основательно и формально правила сообщества.
Итак, в нашем сообществе можно и нужно:
делиться собственными текстовыми находками, над которыми хочется посмеяться или поплакать – ну и которыми хочется поделиться с коллегами.
Тут не приветствуются (и удаляются):
— насмешки над текстами, написанными теми, у кого русский не родной язык;
— шутки, не связанные с текстом;
— шутки, специально придуманные, а не примеры из жизни, в том числе фейки;
— посты о банальных ошибках (орфографических и пр.) – все мы знаем, что многие путают «-ться» и «-тся», мы, собственно, поэтому тут все и собрались, и подобные случаи хорошо бы уже вынести за скобки.

Перед тем как тут что-то перепостить, посмотрите ленту сообщества за несколько предыдущих дней, возможно, этот перепост уже кто-то сделал до вас. Если ваша публикация будет повтором, ее придется удалить.

Если вы видите совсем неуместную публикацию, зовите модераторов.
Anna Krasnikova — строгий модератор группы «рыдактор»,
резонно замечает, что «текстовые находки» — это то, чем коллеги редакторы потенциально могли бы друг с другом поделиться.
Посты редакторов, издевающиеся над людьми, у которых русский не родной язык, редакторы с повадками Grammar nazi — будут удаляться из сообщества.
Читая посты в сообществе, я стала размышлять над определением идеального редактора.
Моим самым дорогим и прекрасным опытом работы с редактором было несколько текстов, которые мы сделали вместе с Gregory Khasin и вот почему:
Гриша вполне состоявшийся автор и ему не нужно самоутверждаться за счет автора, которого он редактирует.
Гриша за свою жизнь поменял множественные амплуа: философа, инвестора, студента физика, больничного жителя, плейбоя, заботливого отца семейства, академического филолога, успешного автора с кругом фанатов, блогера, терпеливо разговаривающего с незнакомцами и многих других, о которых я даже не знаю.
Мне кажется, это помогает ему уважительно относиться к другим авторам (и людям в целом).
Gregory Khasin как-то сказал мне, что «задача редактора в том, чтобы помочь автору оформить высказывание.»
А вовсе не в том, чтобы автора… корректировать, контролировать, учить, образовывать, оценивать и так далее.
Я думаю, что многие редакторы — это несостоявшиеся (пока) авторы, которые почти ревниво наблюдают за ошибками редактируемого, отмечая про себя: «ну, он (она) не умнее меня!» «я бы тоже так смог!», «как вообще можно этого человека допускать до бумаги!»
Возможно, что это еще российская манера обращения между «учителем» и «учеником».
Я с ужасом вспоминаю мой опыт занятий балетом в Ленинграде: каждый участник должен был пройти через унижения.
Между врачами и больными в России часто возникают доминантные отношения, когда врач не считает нужным поделиться с больным всей информацией и включить его в принятие решения о том, как поступать с его же собственным телом, а над больными, которые пытаются «быть слишком умными и читать что-то в интернетах» врачи открыто издеваются: «они- врачи и знают лучше!».
Когда мой папа чинил в России машину, то часто делился удивительными историями об автомеханиках. Это были настоящие bully (нахалы). Любая структура зависимости и подчинения, вырастает в потенциальный конфликт.
С другой стороны, работа редактора абсолютно прекрасна, а создание текста по ощущениям похоже на работу скульптора.
Сначала появляется что-то бесформенное, но невероятно захватывающее: какие-то неясные намерения, скатыши и оговорки.
Постепенно все лишнее отсекается.
И виден «результат»: что-то чего до вас не существовало.
Оно почти всегда отличается от первоначального замысла и поэтому так любопытно закончить, чтобы посмотреть и удивиться.
Весь процесс мне напоминает материнство (или родительство).
После «рождения» приходится пережить несколько неприятных моментов, когда кажется, что все потеряно, 2/ 3 раза все умирает и разрушается.
Иногда, кстати, после долгих трудов, на самом деле все умирает. По разным причинам. И это хорошо, потому что делает весь процесс азартным и, даже опасным и заставляет ценить редкие успехи.
Я помню, что когда мы с Alexander Daymand по молодости лет делали в Израиле одну за другой выставки, то каждый раз казалось, что после открытия очередной выставки, наступит совершенно новая жизнь. Что-то радикальное изменится и в мире, и в нас самих. Закономерно, после каждой выставки наступала очередная послеродовая депрессия.
Но правда состоит в том, что после каждого такого «создания» действительно что-то серьезное меняется в нас и в мире.
А роль редактора (или куратора выставки, или учителя в школе) напоминает роль второго родителя (мужа или жены).
Бывают отношения корыстные и даже злобные:
жена рожает ребенка, чтобы предъявить мужу алименты и стать законной содержанкой; муж бросает жену с малыми детьми;
но случаются и по-настоящему теплые человеческие отношения, когда несколько людей объединяются, чтобы создать, что-то абсолютно новое, небывалое и удивительное.
Вот именно таких отношений я всем нам (и себе тоже!)
желаю в наступающем году!!

Frank Engster рассказал о том, что немецкий народ, задолго до нынешнего успеха IFD, был уверен: «евреи правят Германией».
Эту веру невозможно разрушить, ссылаясь на неопровержимые факты: в Германии проживает исчезающе малое количество евреев. Глубинная вера народа в то, что есть некий абстрактный тайный враг, который всегда с ними и ответственен за все их несчастья и потери, никогда не исчезнет.
Евреи — это символ «Другого». Это люди, которые не привязаны к родной земле, не имеют корней, могут ловко манипулировать деньгами и общественным мнением и имеют доступ во все те тайные (и желанные) сферы социально-политической реальности, которые народу не доступны.
По сути, народ отождествляет «евреев» с побившим (нас всех) неолиберализмом.
Печальная реальность состоит в том, что разобраться как устроен современный финансовый капитализм 40-50-60 летнему человеку, получившему среднее техническое образование в провинциальном пту невозможно.
Современное лицо Бедных Людей Достоевского — это лицо саксонских фашистов. Они почти неизбежно переносят свою боль и ужас от бессилия исправить несправедливость на «того парня».
Закончиться все это известно как!
Господи, дай мне другой глобус!