Я болею и у меня совершенно сел голос. Общаюсь с окружающими издавая, некий сдавленный хрип.
Практически превратилась в Дорфейдора.
Вчера просидела половину дня в B&N, рассматривала детские книжки, кучу дизайнерских альбомов, отличную книжищу про архитектуру и много много журналов.
Это мое самое любимое занятие — сидеть в библиотеке. Только в B&N еще и разрешается отхлебывать в процессе кофе.
Отыскала книгу с бесконечным количеством английских
nursery rhymes, выбрала самые кровожадные и странные.
Буду делать английскую версию своего пальчикого театра.
(Дизайн коробки сделал очень хороший художник Ник Теплов.)
Еще, ура! ура! Меня страшно расхвалили представители большого нью-йоркского издательства.
Как только появится английская версия ее обещали церемониально представить важному начальнику.
Я давно уже не была в роли художника-автора. Ощущения совершенно школьные.
Но, вообще-то день вышел отвратительный. Большая часть ушла на домашние хлопоты:
стирка белья в прачечной, походы в банк, уборка и встреча потенциальных желающих поселиться в нашей квартиры на время нашего отъезда в Берлин.
Под конец дня принялась переживать об одной неприятной истории, о которой узнала вчера.
Странное дело: когда мне о ней рассказали, я вообще никак не прореагировала, потом забыла, а вспомнив, не могла ни о чем другом думать долгое время. Как транс какой-то!
Приятели (не то, что близкие, но так, симпатичные в общем-то люди), неожиданно вытерли об меня ноги, а на мои жалобные вопли: «Где же справедливость, так нельзя!» недоуменно пожали плечами.
Вечером вылезла в скайп, чтобы пожаловаться подружке, но никого уже не было. Спят.
Нужно срочно заняться йогой. Я с трудом контролирую перепады настроения, фиксацию на случайных проишествиях, несоразмерную реакцию.
Вот поехали бы мы жить на Бали, а не в Берлин, наверное и занялись бы йогой.
А теперь придется продолжать жить городским невротиком.