Предыдущие лекции: Джудит Батлер и Алан Бадью.
Поразительно, что все трое любимы и почитаемы берлинской интеллектуальной публикой (на лекции не протолкнуться), по прежнему чувствуют себя черными овцами.
Джудит Батлер постоянно повторяла что-то типа: «несмотря на то, что меня считают безумной, я скажу»,
Алан Бадью изумил студента, заявив, что «каждый человек способен понять любую книгу». Студент-то себя чувствовал приподнятым над толпой и остальными. Собственно и лекция была о том, что «ни политика, ни философия не возможны без демократии».
Гаятри Спивак, целеноправленно занимала позу воительницы, добавляя чуть ли не к каждому предложению: «я не молодая не европейская женщина».
Мне Гаятри Спивак показалась похожей на дзенского монаха. Если, конечно, бывают дзенские монахи-воители.
Для «нормального слушателя» она казалось парадоксальной и невозможной.
Рассказывала про проект сети школ для бедных, который она организовала в Западной Бенгалии, на своей родине.
Дети к 7 годам, по ее словам, теряют способность к аналитическому мышлению.
«Отмирает у них такая специальная способность. Потому что ее целеустремленно убивают. Судьба этих детей — ручной труд. У меня сестра умерла от формы Альцгеймера, при которой люди забывают как жевать. От голода. «
Кроме образования , Спивак говорила о культуре : «Это «особое пространство, которое создано для того, чтобы покрывать грехи» — и что : «она ждет пока придумают другое новое слово, свободное от этих ужасных коннотаций».
Для своих потенциальных слушателей — студентов антропологов (Спивак занимается постколониальными штудиями) она прочитала пламенную речь о том, что главное, чем стоит заниматься — учить язык народов, которых ты собираешься изучать. Учить БЛЕСТЯЩЕ, до такой степени, чтобы появилась возможность распознавать малейшие градации смысла, а не просто «объясняться» и «заводить друзей».
Под конец лекции Спивак очень жестко наехала на симпатичного студента, вежливо спросившего: «как она думает, чему мы (западная цивилизация) могли бы научить народы стран третьего мира».
Пожалуй, она на него даже наорала.
В таком духе: «Молодой человек, вы, возможно, Ротшильд? В каком смысле вы решаете, «чему их учить»? Будете жертвовать большие капиталы? Размышляете: «Вот научу их математике, а они давай бомбы взрывать?» Вы кто-такой, чтобы решать? Да учите их всему! Всему или ничему! Какая разница! О чем вы вообще?!» И еще про «белых молодых мужчин, многочисленных студентов Columbia University».
После окончания лекции молодой человек подошел к ней за объяснениями. Он, видимо, хотел оправдаться и рассказать о том, что не нужно ничему учить «неевропейские народы», они умнее «нас».
Тут ему заехали по башке с другой стороны.
Доктор Спивак подробно и зло объяснила, что такое отношение расистское вдвойне: «Он же сам-то учился?
И она своих учеников в Западной Бенгалии учит и студентов в Колумбия Университите тоже учит.
Почему же не нужно учить «этих»? Да и кого он собственно имеет ввиду?»
Спивак затронула очень важную лично для меня тему. Свободное образование, которым мы в последнее время увлекаемся, часто относится к детям так же, как расистские любители экзотических народностей к предмету своего изучения.
Многие (не все) представители Свободного Образования, считают, что детей ничему учить не нужно, они и сами уже умные, лучше мы у них поучимся или даже оставим их в покое.
Иногда «покой» услужливо предлагается индустрией развлечений, commodified leisure, а дети оказываются в роли туземцев, для которых западная цивилизация обернулась телевизором и компьютерными стрелялками.
Замечательная во всех отношения тетенька — госпожа Спивак. Я, вдохновленная лекцией, размышляя о том, как было бы здорового поговорить с ней об образовании, подошла и попросила об интервью.
Спивак меня строго оглядела и пообещала интервью дать, сопроводив инструкциями как договориться с ее ассистентом.
Однако, когда я уточнила тему интервью «свободное и демократическое образование», она на меня закричала с не меньшим энтузиазмом, чем на предыдущего ее собеседника — молодого человека, пытавшегося выяснить как ему относиться к «этим, другим».
Силы у нее, вероятно, уже были на исходе (мне очевидно повезло) и она, сама себя затормозив, кратко сказала: «Устала я. Про свободное и демократическое говорить не буду, но интервью дам».
Ей уже далеко за 60, но она очень красивый человек. Смотришь на такую женщину и понимаешь, что стареть не так уж и страшно.