Стандартное объявление о сдаче квартиры:
«3 комнаты, деревянные полы, свежевыкрашенные стены, новая ванна и кухня! Близко от магазинов и метро». Квартиры за несколько тысяч долларов в месяцт улетают в Нью Йорке как карамельки с лотка.
Кто же снимает эти безликие квартиры в безымянных районах?
Мне мой родной советский Московский район никогда не казался безымянным или необжитым. Наоборот, я всегда была уверена, что это самое уютное и защищенное место на свете. Многоэтажки были полны жизнью, в каждом окне копошились многочисленные обитатели. Они включали и выключали свет в разных комнатах, перемещались от окна к окну, задергивали разноцветные шторы и переставляли цветочные горшки. Душевно!
Нью Йоркские окраины: странное пустое место. Приезжают незнакомцы из невиданной страны, накупают одинаковых вещичек и селятся посреди полной неизвестности в пластиковой «свежеотремонтированной» квартире!
Сколько же нужно иметь мужества и душевной стойкости (или отчаинья и безнадежности), чтобы решиться бросить обжитой мир и отправиться в далекое далеко?

Клаус Кински — совершенно магический персонаж. Недавно я поняла, что это и есть тип «истинного арийца».
В Лас Галерасе в Доминикане, нашим соседом был его двойник — рослый немец Вольфган, с русыми волосами, завязанными в хвостик и мощным подбородком.
Вольфган пил, ругался со своей доминиканской женой и жил, со сдачи в аренду туристам всякой всячины. Несмотря на гадкую мелкость и незначительность судьбы, в его взгляде было что то, от чего буквально кровь в жилах стыла.
Красота должна быть ужасна и бессмыслена.
Cobra Verde — кино про рабство, про одиночество человека, обреченного проиграть. От фильма к фильму Вернер Герцог меняет антураж вокруг Кински, но снимает только его, а не разбойника, вампира или конкистадора.
Завороженности Кински, особенно Агирой, передавалась зрителям фильмов Вернера Герцога, как смертельный вирус . Тем забавнее было прожить несколько месяцев рядом с живой карикатурой на бешеного Кински.

Николай Клюев.
* * *

«Безответным рабом
Я в могилу сойду,
Под сосновым крестом
Свою долю найду».

Эту песню певал
Мой страдалец-отец,
И по смерть завещал
Допевать мне конец.

Но не стоном отцов
Моя песнь прозвучит,
А раскатом громов
Над землей пролетит.

Не безгласным рабом,
Проклиная житье,
А свободным орлом
Допою я ее.

<1905>
Вербицкий обозначает русский коммунизм, как Стругацкие+Клюев+Платонов.
Клюев для меня — это школьная поэзия из пыльного учебника, в котором специально собирали умученных мировым капиталом авторов или произведения, которые наглядно иллюстрировали тяжелую жизнь простого народа.
Я училась в начале 80-тых, когда в моду уже входило неоправославие, тяга к корням и национальные имена. Стало популярно знать хитрые слова, из словаря простого русского крестьянина (желательно прошлого века), обожать русскую природу и традицию.
Я жила в городе, летом отдыхала в Одессе или Литве. К русскому крестьянству я имею не столько же отношения, чем к доминиканскому.
Клюев, писатели-деревенщики, драматурги-почвенники и певцы-земледельцы мне кажутся явлением тоскливо экзотичным.

Кто нибудь знает, как закончился суд на Мошковым?
Послан ли нафиг гавнюк Геворкян?
Когда никому не известный Геворкян попросил компенсации у Мошкова за то, что он наживается на его бессмертных произведениях, раздавая их задаром, мне показалось, что будет полезно собрать и опубликовать информацию о том, какие права на классику еще в паблик домейне, а какие уже были перепроданы.
Показалось, что можно будет легко собрать денег-пожертвований и выкупить хотя бы на часть классики права на некоммерческое распространение в интернете.
Вот проект, где занимаются сбором информации:
Проект Викитека – http://ru.wikisource.org
В Викитеке собираются произведения, которые или перешли в общественное достояние, или распространяются на условиях лицензии GNU FDL.
На странице:
есть список авторов, произведения которых находятся в общественном достоянии и инструкции как узнать, истек ли срок действия авторского права на произведение.

Несколько лет назад в автокатастрофе погиб мой близкий друг. Ему было 27 лет и он был бесконечно красивым молодым человеком.
Его кремировали.
Казенное здание, испуганные московские родители, друзья.
Грустно и бессмысленно.
Леня был хрупким юношей: тонкие пальцы, нежная кожа, завороженность Жюльетт Бинош.
В прощальном зале звучала заезженная классическая музыка, от автора, который «совсем не это имел ввиду», жужжали лампы дневного света и гости не знали куда деть руки.
Девушка покойного, который был ловеласом, бросалась на гроб, со словами «зачем ты меня бросил», другая девушка, постарше и посолиднее, жалась к его родителям.
Потерпев немного, я начала горячо шептать на ухо своей подруги, с которой мы вместе пришли: «Света, обещай мне, что когда я помру, ты приведешь на мои похороны скоморохов, накупишь явств и закажешь фейерверков!»
Почему мы не заботимся о своих похоронах?
Я вот целую неделю бегала, сломя голову, снимала квартиру, придумывала, в какие цвета перекрашу комнаты и какие полочки куда поставлю. А квартира всего-то на год!
Похороны же — завершающий жест, не только самый ответственный, им можно еще и все исправить!